На главную Анализ
О, милые сестры.... Такого подарка петербуржцы ждали давно. В начале июня в городе начались гастроли театра «Мастерская Петра Фоменко». Три недели гастролей – почти что фестиваль спектаклей театра в постановке самого Мастера и его учеников: «Волки и овцы», «Египетские ночи», «Семейное счастье», «Война и мир», «Мотылек», «Белые ночи», «Дом, где разбиваются сердца». Увидеть все эти постановки – значит, познакомиться с целым явлением в современной театральной культуре, название которому «Мастерская Фоменко». А. Чехов. «Три сестры». Театр «Мастерская Петра Фоменко». Режиссер П. Фоменко. Художник В. Максимов. Созданный по одной из самых трудно поддающихся постановке пьесе Чехова, этот спектакль вызывает целую гамму чувств. Какое-то необыкновенное ощущение уюта, ощущение настоящего, живого, неподдельного мира, слегка подернутого в начале спектакля дымкой то ли воспоминаний, то ли времени (прозрачный смятый газовый сероватый занавес закрывает часть сцены). Времени, неумолимо идущего вперед и в то же время как бы застывшего – как оно застывает во время чеховских пауз или на фотоснимках, которые делают Родэ и Федотик. Или – как оно застывает в памяти. Не случайно большие комнатные часы – своего рода доминанта в сценографии первого акта. Не случайно и позже часы будут появляться еще не раз: небольшой будильничек, который разобьет доктор, маленькие карманные часики, которые неумолимо будут тикать, приближая дуэль Соленого и Тузенбаха и финал пьесы. «Фестиваль» открылся спектаклем «Три сестры», получившем в этом году «Золотую маску». Присуждение «Маски» «Трем сестрам» и выход Фоменко на сцену вызвали необыкновенные овации, ураган восторгов и бурю эмоций. Так что зрителям, которым еще не довелось к тому моменту увидеть спектакль, стало ясно: не посмотреть его нельзя. Чехов присутствует в спектакле с самого начала – сперва он сидит в отдалении за небольшой конторкой, затем появляется на сцене. Он находится рядом со своими героями, зачитывает вслух ремарки, напоминает, когда необходимо делать паузы. Персонажи как должное воспринимают присутствие этого зримо-незримого «дирижера». Иногда даже бросают реплики, будто бы в его адрес (так Маша, в очередной раз произнеся цитату из Пушкина, спросит, обращаясь к Автору: и зачем я все время это говорю?) В начале действующие по мановению дирижерской палочки Чехова, вскоре герои уже не нуждаются в его подсказках, их мир оживает настолько, что развивается сам по себе, течет, как настоящая жизнь, а не придуманная пьеса. Самое ценное в спектакле и есть ощущение этой живой жизни, сотканной из мелочей: из радостей и обид, из праздников и будней, из мечтаний и реальности. Из мелочей, которые, словно бусинки, Фоменко нанизывает на нить; или, словно петельки в вязании накидывает одну за другой на спицу, так, что в результате получается единое полотно. Время в «Трех сестрах» Фоменко в каком-то смысле оказывается во власти самого Чехова – персонажа, которого Фоменко вводит в ткань спектакля. Чехов – Автор пьесы, не перестающий беспокоиться об ее постановке, о том, справится ли с ней Алексеев-Станиславский. Чехов – Автор мира трех сестер, мира, созданного им самим, им самим оживленного и одушевленного, бережно хранимого, как хранятся самые заветные и дорогие сердцу минуты прошлого. Обычно акцентируемая другими режиссерам тема «В Москву, в Москву», у Фоменко кажется приглушенной. Героини не ноют, не стонут, не раздражают и не вызывают жалости своими разговорами о Москве, как это часто бывает в других спектаклях. Режиссер вместе с художником просто придумывают деталь декорации, неизменную во всех актах: металлические перекрытия, напоминающие своды, какие можно увидеть на старых вокзалах над железнодорожными путями, и чемоданы. Так что все здесь живет привычным и уже не замечаемым ожиданием отъезда. Ожиданием, которое в финале, после гибели Тузенбаха, напоминает об ожидании ухода из этого мира. Ожиданием, которое, в сущности, и есть жизнь. В этом спектакле, в его мелочах нет ничего удручающего, безысходного, драматичного. Просто жизнь, какая она есть – с ее радостями и печалями. Так что в финале – вполне понятная незавершенность: жизнь продолжается, течет дальше, не останавливается. Она застывает лишь на мгновенья – на фотоснимках или во время чеховских пауз. Или застывает в памяти, становясь прошлым, подернутым дымкой прозрачного серого газового занавеса…
Как спасти город от пробок. Скверы под защитой. Почему русские любят Путина. Сделано на отлично, «сделано в Петербурге». Ударим по району благоустройством. Чтобы за державу не было обидно. Загадка 37-го года. На главную Анализ 0.0077 |
|